Дождь

Почему ротный выбрал Кубика — знали все. Но почему Кубик взял в напарники его — уставшего, измученного молодого — никто так и не понял. Кубик слыл в роте отмороженным — молчал, порой обкуривался «в дым», бил без предупреждения, охотно идя на обострение отношений. Их в роте было трое земляков, призванных из алтайского села. Под дембель из этой дружной компании алтайцев в живых остался только Кубик.

— Будешь идти след в след. Стоим — идём. Стрижёшь ушами, молодой? — вот и весь инструктаж.

Солдат двигался автоматически, порой с запозданием реагируя на условные сигналы Кубика. Усталость брала своё, пара полученных «подач» от Кубика только усилила напряжёнку. Луна светила предательски ярко, камни на склоне, отполированные ветром и солнцем, блестели, создавая иллюзию прошедшего дождя.

Подтянувшись на руках, Кубик резким движением перекинул тело на площадку карниза, затем, сидя на корточках, огляделся и… неожиданно встал во весь рост. Площадка освещалась луной. На фоне чёрного звёздного неба и сверкающих камней Кубик выглядел пришельцем из космоса. Его длинная искажённая тень только усиливала внеземной эффект происходящего.

Накопившаяся усталость убила остатки логики и страха в голове молодого. Восприняв поведение Кубика как знак отсутствия опасности, он, громко топая, оступаясь, взобрался на площадку и подошёл к дембелю.

Кубик повернулся к нему всем телом, словно прикрывая его, растрёпанного, от чьих-то нескромных глаз.

— Шнурки развязались, — голос Кубика был спокойным и слегка уставшим.

— Где? — не понял молодой.

— На правом ботинке, — уже жёстко, но тише произнес Кубик.

Присев на левое колено, Кубик, не меняя интонации, сказал:

— Спокойно, урод. У меня за спиной «ду́хи»^[1]. Там точка с ДШК^[2]. Мы для них, как в тире. Они прозевали нас, а мы их. Да не крути ты шарабаном, чёрт. Слушай сюда. Сейчас я встану и повернусь к ним. Ты из-за моей спины кинешь гранату и сразу за тот камень, — Кубик слегка повёл головой в сторону большого камня на краю площадки. Между ним и склоном была небольшая щель.

Кубик медленно встал, отряхивая колено.

«Шурави́, бакши́ш!»^[3] — раздался крик, и они услышали, как что-то покатилось к ним со склона. «Гранаты», — успел подумать молодой.

Сильный толчок от Кубика кинул его на камень. Падая в щель лицом вниз, он на мгновение опередил одновременный взрыв нескольких гранат, накрывший всю площадку. Несколько тугих горячих ударов в спину и ноги заставили его инстинктивно вжаться в спасительную щель. Он слышал, как взорвалась ответная граната, брошенная Кубиком. Затем пространство вокруг него наполнилось упругими, тёплыми струями воздуха. Что-то гулко хлопало, отскакивая от камней, повторяя, словно эхо, равномерный кашель «духовского» ДШК. Он почувствовал неожиданную слабость и с ужасом понял, что самым бесстыдным образом засыпает, не имея возможности и сил противостоять нахлынувшей на него мягкой, приятной беспомощности. Растекаясь по каменной щели, успел только подумать: «Я так и не кинул гранату…»

— Знаешь, о чём я сейчас думаю? — Валерка рассеянно изучал унылый городской пейзаж через боковое стекло машины. — Я думаю о том, что в Афгане я хотел и не боялся, а сейчас хочу и боюсь, — ответил он сам себе, не дождавшись Саниного вопроса.

— А я сейчас думаю о том, что́ ты чувствовал тогда, той ночью на «Кресте», — Саня знал, что с Валеркой лучше говорить об одном и том же, чем молчать.

— Да я же тебе рассказывал про это уже тысячу раз! — Валерка не мог сдержать своего раздражения. — Вот ты опять грузишь! Тебе надо это — ковыряться в прошлом?

— Человеком управляют его прошлое и его привычки, — назидательно произнес Саня.

— Тогда ты, брат, водолаз по жизни, — с явным удовольствием съязвил Валерка.

— Ну, было, ну, прокололся — бывает!

Мутный поток грязной воды из-под колёс обогнавшего «лэнд-крузера» на секунду накрыл их «восьмёрку» с головой…

Их группа из шестнадцати человек на двух БТРах^[6] высадилась ровно пятнадцать минут назад и должна была обеспечить «блок»^[7] на этом участке «бетонки». Быстро всё прошмонав^[8], привычно проверив вероятные места минирования, они занимали позиции, радуясь тому, что опередили противника.

Колонна опять задерживалась. Они торчали здесь, казалось, уже вечность. Солнце, не по-осеннему жаркое, палило их спины и лысые затылки, заставляя опорожнять и без того скудные запасы воды. Весь окрестный виноград был уже собран и съеден — это тоже никак не скрашивало их напряжённого ожидания.

Саня сидел на облюбованной им точке. Вытянув длинные ноги, опершись спиной о сухую глиняную стену разрушенной наполовину сушилки, он внимательно рассматривал виноградник в прицел, снятый им с АГСа^[9].

— Ну что, пойдём за водой? — предложение Зулпукара заставило его оторваться от наблюдения.

— Пойдём, — Саня спрыгнул с сушилки, не без сожаления оставляя уже обжитое им место.

Этот колодец они нашли в прошлый раз, когда обеспечивали прохождение колонны на «блоке». Колодец находился у стены, служащей рубежом занимаемой ими позиции. До него было метров сто плюс два дувала^[10], увитых виноградной лозой. За ними начинался виноградник, через который «духи» обычно выходили к «бетонке». Но пока колонны не было. Не было «духов». Не было уже и винограда. Только засыпающая осенняя лоза и это дурацкое солнце, которое уже опустошило два больших глиняных кувшина, бережно прижатых резиновыми ремнями из автокамер к белым внутренним стенкам их БТРа.

Колодец был вырыт «духами». Это была круглая яма в сухой земле виноградника диаметром около полутора метров и глубиной около пяти. Она была прикрыта крышкой, сплетённой из лозы. Покрытая пылью и забитая грязью крышка была почти не заметна на земле, что легко превращало колодец в ловушку. Стенки этого глиняного цилиндра были покрыты углублениями для рук и ног, облегчавшие человеку спуск.

Саня, надев на шею два пустых, как ссохшиеся желудки солдат, презерватива РДВ^[11] и, закинув автомат за спину, осторожно полез вниз. В колодце было прохладно.

Зеркало тёмной воды покрывали упавшие сверху листья винограда и прочий мусор. Саня широко расставил ноги, плотнее устраивая их в выемках, упёрся головой в стенку колодца и развёл руками сор, ощутив тугое сопротивление воды. В поднятом им круговороте Саня заметил мёртвое тельце утонувшего мышонка. Не испытывая ни жалости, ни брезгливости, он аккуратно положил неудачника в одну из впадинок в стенке и, наконец, с удовольствием ополоснул лицо холодной водой. В сумраке колодца, приятной прохладе и завораживающем колыхании воды казалось, что время остановилось. Саня напился, затем, набрав воды в оба рюкзака-фляги, смочил свою лысую голову.

Сверху посыпалась сухая глина. Зулпукар, не дождавшись Саню, спускался вниз. С трудом разминувшись на середине узкой горловины, они поменялись местами — один направился к воде, другой начал подъём. Сане оставалось меньше метра до края, когда что-то заслонило солнце, освещавшее шахту колодца.

Глаза медленно привыкали к дневному свету после сумрака подземелья. Первым, что удалось разглядеть, была большая загорелая голень и стопа в чёрной резиновой галоше.

Дальнейшее произошло в одно мгновение. Саня увидел, как в колодец — прямо ему на голову — полетела граната. Он инстинктивно уклонился от падающего металла, прижавшись к стенке. Не дожидаясь автоматной очереди в упор, оттолкнувшись от стены, он подпрыгнул и ухватился за ногу в галоше. Водяной столб от взрыва чуть приподнял Саню и, опадая, сорвал его вместе с «духом» вниз и швырнул на дно глиняного стакана. С высоты пяти метров они рухнули на оглушённого, но живого Зулпукара, уже взбивавшего в пену холодную воду.

Полученный Саней удар по голове прикладом собственного автомата на короткое мгновение отключил его сознание. Очнувшись, он увидел только дрожащую пелену перед собой, его окружала мутно-жёлтая мокрая тишина, наполненная неистовыми движениями чужих тел. Зацепившись за что-то амуницией, он оказался зажатым головой вниз между Зулпукаром и хозяином колодца. Стараясь перевернуться на ноги, он молотил руками и ногами когда-то такую желанную холодную воду, которая сейчас была готова хлынуть в его разрывающиеся от отсутствия воздуха лёгкие. Когда ему уже казалось, что он так и останется торчать головой вниз в этом колодце, неожиданно сильный рывок за шиворот изменил его положение и он, уже практически потерявший сознание, оказался лицом к лицу с «духом», стоявшим с пепельным лицом по шею в воде.

Из всех дырок Саниной головы вытекала вода. Силясь глотнуть воздуха, он открыл рот, и его вырвало прямо в лицо мёртвого «духа». Пытаясь разобраться в случившемся, Саня повернулся к товарищу. Разорванная щека Зулпукара сильно кровоточила, он учащённо дышал. На его немой вопрос Зулпукар поднял вверх из воды правую руку, сжимающую нож, когда-то добытый на прочёске в городе.

Над их головой висело облако дикой смеси дыма, водяной и глиняной пыли. Запах взрывчатки был тошнотворен. Сквозь звуки ка́пель, падающих со стенок колодца, доносился шум яростной перестрелки. Осмотрев и ощупав друг друга, они осознали, что два порванных осколками РДВ, рассечённое лицо Зулпукара и страх утонуть в этом глиняном мешке — единственное, что осталось у них от знакомства с «духом».

Измазанные грязью, они стояли в холодной воде. Словно напоминая им о возможности превращения этого колодца в могилу, в одной из выемок — на уровне головы мёртвого, прижатого к стене «духа» — на листе виноградной лозы лежала маленькая тушка мышонка, так бережно укрытая Саней. Мокрые, взлохмаченные осколками стенки обещали им нелёгкий подъём, который, к тому же, в любой момент мог быть оборван одной короткой автоматной очередью.

Когда они, чертовски уставшие, наконец-то перевалились через край колодца, всё уже закончилось без их участия. В бригаде ещё долго показывали на них пальцем. Колодец, ставший могилой для голоногого неудачника, засыпали, взорвав в нём фугас, найденный сапёрами на дороге…

Нелепость, почти стоившая им жизни, там, где жизнь продлевается смертью врага…

«…Понимаешь, по-дурацки как-то получилось. Я сам разговаривал с этими парнями. Они не уроды совсем. Просто день был тогда тяжёлый — шёл дождь, вызовов было много, в общем, нелепо всё вышло. Они сами не поверили, когда увидели, что́ сделали. Да он и сам как-то странно себя повёл. Зачем он так сделал? Он никогда так не шутил…»

Что́ Валерка сказал ей, никто уже не узнает. Но то, что сказанное не понравилось её кавалеру, предположить можно. Когда Валерка заправил машину и уже сел в неё, этот дамский угодник подошёл к его «восьмёрке». В общем, они «поговорили».

Наряд милиции, неожиданно быстро подъехавший по звонку заправщицы, испугавшейся за жизнь ухажёра, крепко «уснувшего» под дождём после «беседы», тормознул его, выезжающего с заправки.

На вопрос Валерки о причине их беспокойства, стражи общественного порядка, отягощённые автоматами, бронежилетами и свалившимся на них сверху вместе с дождём чувством собственной значимости и ответственности, пригрозили ему справедливой расправой. Их убогий вид, зачамканные «броники»^[12] и пукалки-АКСУ^[13] вернули Валерке уже утраченную им радость к жизни.

Валерка достал из бардачка машины игрушку сына — добротно изготовленную желтолицыми творцами детского счастья копию «Ругера» P-85 и вышел из машины. Двое милиционеров, стоявших у Валериной «восьмёрки», сразу легли на мокрую, хорошо освещённую площадку заправочной станции. Третий «боец» начал стрелять из короткого автомата.

Из выпущенных им восемнадцати пуль только одна попала в стоящего у своей машины улыбающегося Валерку. Так он этим ребятам, лежащим на земле под дождём, смотревшим на него снизу, и запомнился — весело улыбающимся…

Дальше всё было делом техники — протоколы, складные показания и изъятая как вещдок игрушка Валеркиного сынишки.

«Предмет, похожий на пистолет» видели только те двое, принявшие положение «к бою». Стрелявший его не видел, но видел «отжимающихся» товарищей и улыбающегося водителя ВАЗ-21083. Целые сутки шёл дождь…

— Слушай, Валер, а Кубик погиб? — Саня задал давно мучавший его вопрос. Почему-то раньше он не решался этого сделать.

— Да нет, он тогда выжил. Его сдуло с того карниза. Он меня потом ещё выковыривал из той щели, мне ведь только задницу и ноги посекло тогда. Я его ещё спросил со страху, буду ли я жить. Он мне сказал, что помирать пока не время, а когда надо будет, он за мной придёт. Так прямо и сказал. Его зарезали на второй день после возвращения домой, на дискотеке. Кто-то из «откинувшихся» местных авторитетиков. Туда ещё потом дембеля из роты отбыли всем призывом. Шум был, стрельба. Мать Кубика уговорила «наших» простить уродов. К его родителям каждый год раньше ездил кто-нибудь из «наших». Сейчас, наверное, уже реже. Я тоже ездил. Косить меня его отец научил.

Валерка помолчал и потом добавил:

— Сегодня во сне Кубика видел. Как в тот раз, перед тем карнизом, стоит и в глаза мне смотрит, типа, проверяет — струшу я или нет. Потом так головой мотнул в сторону и говорит: «Ну что, молодой, пойдём?» И я пошёл за ним, и мне так легко стало, задышалось так свободно — как после дождя…

— Да, жизнь прожить, как по минному полю пройти, — прощаясь, произнес Миротворец.

— Да, это — как за водой сходить, — согласился с ним Саня.

— Все там будем, — подвёл после долгой паузы итог Миротворец.

— Тогда бросай курить эту дрянь, иначе я этого не вынесу, — почти просительно сказал Саня.

— А там без этого совсем загнёшься, — нашёл оправдание Миротворец.

И они разошлись, обменявшись на прощание крепким рукопожатием. Каждый пошёл своей дорогой.

 Павел Андреев, 1998

  ZERO illustrations

Галерея